Welcome Guest (Log In | Register)


Вернуться   Форум Anton Ski School > Антон: мои тексты на разные темы. > Переводы > Джон Дэнсмор "Всадники в Грозу"


Джон Дэнсмор "Всадники в Грозу" Джон Дэнсмор - бывший барабанщик группы "The Doors". "Riders On The Storm" ("Всадники в Грозу") - книга его воспоминаний о Джиме Моррисоне и годах работы в группе.

Ответ
Глава 6 Whiskey Bar 
Опции темы Опции просмотра
Старый 02.07.2009, 04:00   Post #1
Anton
Administrator
 
Аватар для Anton
 
Регистрация: 06.10.2008
Адрес: Kyiv
Сообщений: 667
Отправить сообщение для Anton с помощью Skype™

Снаряга: Stockli Snake 2008, Stockli Laser GS 2007, Zag Freeride Gold 2007, Icelantic Keeper 2012
По умолчанию Глава 6 Whiskey Bar

6
Whiskey Bar
Виски-бар




В первые дни 1966 года посетители бара «London Fog» (лондонский туман) прочитали афишу, на которой было написано: «The Doors».
Мы таки выкатились на Сансет Стрип. Потыкавшись во все клубы на бульваре, мы сумели убедить владельца «Тумана» нанять нас на месяц, после того, как мы напаковали его заведение толпой друзей. Наше первое настоящее выступление. Под нашим названием на афише мы попросили дописать «Группа из Венеции». Заведение было отстойное и публика там собиралась отстой, но оно находилось в одном квартале с «Whiskey a Go-Go», так что игра стоила свеч.
Мы нанялись выступать со вторника по воскресенье, с 9 вечера до 2 ночи. Пять часов подряд, по десять долларов каждому за вечер – намного ниже общепринятой таксы. Я привык по крайней мере к 15 долларам, стандартный нижний порог оплаты музыканта на свадебных выступлениях (плюс бесплатная выпивка-с-угощением). Но я не сомневался в потенциале «Doors» и осознавал, что самое главное для нас сейчас – обкатать аранжировки на публике. Нам нужно было довести нашу программу, и мы готовы были вновь и вновь играть наши вещи перед любыми слушателями – хоть для нескольких случайных посетителей, хоть для наших друзей из UCLA.
Однако, присутствовал и фактор страха. Где нам было набрать музыки, чтобы заполнить пять отделений? У нас имелось около двадцати пяти своих песен, включая «Light My Fire», «The End», «Break On Through», плюс пяток каверов: «Gloria», «Back Door Man», «Little Red Rooster» и пара других. Допустим, мы могли проиграть весь репертуар дважды за вечер. С девяти вечера до часу ночи публика могла три раза смениться – или упиться так, что им было уже не вспомнить, слышали они эту вещь или нет. Администрация, похоже, не обратила внимания – поначалу.
Вечер за вечером: пьяные морячки, маньячного вида субъекты в длинных дождевиках, да альфонсы-неудачники. Час за часом, до рвоты, в вонючем подвальчике, отделанном под корабельный кубрик, стиснувшись на сцене размером с воронье гнездо. Рей сидел настолько близко от моих барабанов, что ему приходилось отшатываться, когда я бил по правой тарелке. Робби жался слева, едва не задевая другую тарелку грифом своей гитары. Джим балансировал на краю сцены в десять футов высотой. Прямо напротив нас, на другом конце помещения, имелась подвешенная к потолку клетка, в которой совершала телодвижения пергидрольная блондинка, «Роннда Лейн, танцовщица гоу-гоу» - как она именовалась в афише над барной стойкой. Она не была звездой кордебалета «Рокеттс», и глаз на ней не отдыхал..
[attachment=17:36zbzyy3]londonfogposter4_66.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Поскольку у нас имелся своего рода карт-бланш играть что вздумается, мы стали экспериментировать. Долгие, джазовые инструментальные соло в «Light My Fire» и поэтические потоки сознания в «The End» родились в «Fog».
Сценическое поведение Джима тоже было далеко от совершенства: он почти все время стоял к публике задом. Мы обозлились как то, в один из вечеров, после очередного смазанного сета, и наехали на Джима за его робость и застенчивость. Мы потребовали, чтобы он заставил себя почаще оборачиваться и стоять, как подобает, лицом к аудитории. Он кивнул, не сказав в ответ ни слова. Мы привыкли глядеть друг на друга во время репетиций, и Джим еще не чувствовал себя настолько уверенно, чтобы разорвать это кольцо энергии. Стоит заметить, он терпеть не мог поучений и нотаций во всем, что не касалось непосредственно музыки.
Рей рассказывал, как однажды, когда Джим еще жил на квартире у него с Дороти, он предложил Джиму сходить к парикмахеру и сделать прическу – мол, будешь выглядеть поприличнее. В ответ Джим наорал на Рея, чтобы тот никогда и ни за что больше не говорил ему, что делать.
«Я всего лишь сказал ему о какой-то там стрижке, - жаловался мне Рей позже. – В жизни не стану с ним больше говорить на эту тему». Рей любил выступить в роли этакого Мистера Уверенность, здравомыслящего и красноречивого, но что-то в этом инциденте поубавило ветру в его парусах. Он был в шоке из-за того, что его так откровенно послали, после всего, что он сделал для Джима. Но, с другой стороны, Джим был не намерен принимать какие бы то ни было советы от «отца», а Рей был на шесть или семь лет старше всех нас и все свободное время проводил вместе с Дороти. Имея отцом флотского адмирала, Джим был чувствителен к критике и воспринимал любой совет как приказ, а любого, кто его давал, ассоциировал с этим архетипическим отцовским образом.

[attachment=16:36zbzyy3]George S Morrison Adm.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Пару недель спустя после беседы на тему прически, Джим съехал от Рея и снял квартирку в Венеции на пару со своим приятелем по UCLA Филом Олено. В это же время он затусовался с компанией новых приятелей, среди которых был некий Феликс Венейбл, местный фрик-наркоман, торчавший на стимуляторах. Феликс тоже учился в киношколе, но, похоже, наркотики были его главной специализацией.
В это же время Рей арендовал половину первого этажа в большом ветхом особняке на пустынном пляже к югу от Бульвара Вашингтон. Аренда обошлась в двести долларов в месяц - ужасно дорого для нас по тем временам. Он сказал нам, что группа сможет репетировать здесь, при том, что он с Дороти намерен обитать здесь же, а оплату за помещение мы будем делить на всех!
Нам вовсе не улыбалось выкладывать двести баксов в месяц за гигантское репетиционное помещение со спальней для Рея в придачу. Рей умел заразить всех своим оптимистическим взглядом на жизнь, но был при этом упрям как осел, и если западал на какую-то идею, то переубедить его было невозможно. Fuck, где, спрашивается, мы возьмем деньги на аренду за следующий месяц? Никто из нас ничего не сказал по этому поводу, игра в молчанку, похоже, начала становиться кредо Doors-клуба. И, в итоге, с июля мы начали проводить репетиции в особняке у Манчзарека.
Рей хорошо устроился, организовав себе дом на пляже и живя в нем за счет группы. Все остальные, а именно, Робби, Джим и я, носились по улицам, выискивая, где бы еще сыграть, чтобы расплатиться за аренду. Рей отказался присоединиться к нам, утверждая, что это пустая трата времени. Он был прав. В затрапезных барах на бульваре Голливуд, где отродясь не игралось живой музыки, ловить было нечего. Но мы втроем продолжали поиски, несмотря на разочарование, поскольку так у нас, по крайней мере, было ощущение, что мы делаем хоть что-то. Рано или поздно эмоции должны были прорваться. Джим начал ворчать по поводу «старого еб…ря, который, весь в шоколаде, отвисает со своей «типа женой» на пляже». Мы повадились заваливать к Рею на хаус во всякое неприличное время, скажем, часиков в шесть с утра. В конце концов, Рей ведь сказал, что мы можем считать этот дом своим, так что…
Однажды утром, после выступления в «Fog», Джим и Робби нанесли Рею с Дороти визит на рассвете – под кислотой. Они притащили с собой пару проституток из клуба, наших знакомых. (Никто из нас так и не воспользовался). Они вошли в дом и услыхали характерные звуки, означавшие, что Рей с Дороти делают «это». (Я пишу «характерные», потому что Джим, поживши у них в доме, любил при случае воспроизвести вслух всю фонограмму, включавшую рычание Рея и вздохи Дороти: «О, Рей, о, Боже, о Рей, о Боже»).
На приходе от двойной дозы чистого солнечного эсида, Джим начал хохотать и пихать Робби, указывая пальцем на шумную спальню. Затем ему попалась на глаза полка с заветной коллекцией грампластинок Рея, и он принялся вытаскивать диски из обложек и запускать их через все обширное помещение. Рей выглянул как раз в тот момент, когда Джим принялся топтаться по дискам ногами, и изрек – сдержанно: «Окей, мальчики, вечеринка окончена».
Робби нервно хихикал на заднем плане. Бляди быстренько выскользнули за двери и направились к морю искупаться. Джим застыл посреди комнаты, глядя на Рея стеклянными глазами. У него под ногами валялись побитые диски с отпечатками грязных подошв. У Рея заиграли желваки.
Это был очередной демарш Джима против «старших» - итог его совместного проживания бок о бок с Реем и Дороти в их двухкомнатной квартире. За год Джим успел превратить их в суррогатных родителей и теперь «порывал с предками».

[attachment=15:36zbzyy3]Rey&Dotothy.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Рей вернулся в спальню и прикрыл за собой бумажную японскую дверь-задвижку. «Мальчики» покинули помещение. В отместку, Рей предложил Дороти одеваться, поскольку де надо съездить домой к родителям Робби на Пэлисейдз и помыться, наконец, в нормальной ванной с горячей водой. (Санузел в пляжном особнячке оставлял желать лучшего).
Стью и Мерилин Кригер были несколько удивлены, заслышав шум воды в ванной для гостей в семь утра, зная, что их сын сегодня не ночует дома.
После того, как шок по поводу суммы за аренду поутих, я сам полюбил наш дом на пляже. Как здорово было развалиться на пляжном лежаке во время перерыва, глядя в небо, где пролетали самолеты, взлетавшие из Лос-анджелесского аэропорта и слушать, как Рей приговаривает: «Однажды мы будем в одном из них». Рей говорил с такой интонацией, словно мы, или, по крайней мере, он, просто обречены стать знаменитыми.
[attachment=13:36zbzyy3]thge doors 65.jpg[/attachment:36zbzyy3]
[attachment=12:36zbzyy3]beachhouse1_300.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Шкодливая натура Моррисона продолжала проявляться в «Fog». Феликс подсадил Джима на амил-нитраты, или «хлопушки», маленькие желтые капсулки. Их нужно было разломать (или «хлопнуть») и сунуть себе под нос, вдохнув нечто, пахнущее нашатырем. Они были предназначены для больных-сердечников, и давали быстрый двадцатисекундный приход. На второй уикенд наших выступлений в клубе, мой нос учуял знакомый запах. Спутать его было невозможно.
В один из вечеров, как раз посередине соло в «Light My Fire», Джим изогнулся, цепляясь за микрофонную стойку, и сунул «хлопушку» мне под нос. Я начал уворачиваться, старясь при этом не свалиться с табуретки и не сбиться с ритма. Меня порвало от смеха. Я едва не выронил палочки. Джим обернулся к Робби. Но тот, в отличие от меня, не был привязан к месту и улизнул со своей гитарой. Рей был следующим. Как и я, он не мог оторваться от инструмента. Он истерически заржал, когда Джим качнулся к нему, перегнувшись через орган, и ткнул капсулку ему в ноздри. Бедолага извивался, раскачиваясь на стуле, а его пальцы, тем временем, бешено колотили по клавишам, и темп «Light My Fire» ускорился, как в нервном припадке.
Публика восприняла происходившее на сцене, как нечто само собой разумеющееся. Им было не привыкать к разным конченым личностям, и большинство было в пьяном ступоре. Да и публики самой было кот наплакал. Наши друзья уже видели нас достаточное количество раз и престали ходить в «Fog». Место сдохло.

***

К нашему удивлению, Билли Джеймс с «Columbia Records» наведался в клуб, поглядеть на нас. Лейбл Дилана! Ему понравилось наше демо, и он был завотделом A&R (артистов и репертуара, и в его обязанности входил поиск свежих талантов).
«Моя жена Джуди будет вашим менеджером, я не могу, к сожалению, пока работаю на фирму. Конфликт интересов. Но я буду рядом». Наговорили с три короба, но прошел месяц – а воз был все там же. С каждым днем мы начинали все сильней беспокоиться из-за отсутствия новых концертов.
Однажды, днем в понедельник, мы собрались на репетицию прямо в клубе, потому что вся наша аппаратура оставалась там после воскресного выступления. Я прошел сквозь помещение, пропитанное ароматами скисшего пива, арахисовой шелухи и табачного дыма. Как ни странно, ночью в такой атмосферке ощущаешь себя вполне окей. Но окунуться в нее ее средь бела дня – брррр!
- Я думаю, не принять ли нам кислоту, да сходить на «Коламбию», и сказать им там всем, как они нас задолбали, и не пора ли им почесаться? – громогласно прознес Джим.
- Какой свежий подход к бизнесу, - съязвил я.
- Нормальная идея, Джим, - сказал Рей, пытаясь его утихомирить. – Но, может, давай сперва порепетируем?
- Если мы хотим репетировать дальше, нам нужны какие-то новые песни, - сказал Робби.
- А на хрена? – пожаловался я. – Билли Джеймс фиг для нас что-то сделает. Не прет меня новые темы колбасить.
- «Fog» предлагает двадцать баксов на всех за вечер, чтобы мы поиграли во вторник и в среду, - вмешался Рей. – Мы могли бы заодно обкатать и новый материал.
- Ага, за пять баксов на рыло, - вставил я. – Будем считать это оплаченной репетицией, все равно в клубе никого не будет.
- Кстати, я тут принес новую песню, давайте покажу, прикинем по-быстрому, что с ней можно сделать, а завтра вечером на сцене и попробуем? – предложил Робби.
- Раз уж собрались, так давайте поиграем, - поддержал Рей.
- Я в университет, к профессорам, возвращаться не собираюсь, в любом случае. Чтоб вы знали, - сказал Джим.
Как только мы заиграли, я сразу успокоился, но мое нетерпение по поводу того, что наша карьера продвигается со скоростью улитки, оставалось при мне. В конце концов, я привык получать хотя бы пятнадцать долларов уже за то, что отрываю зад и тащу свои барабаны на выступление. На следующий вечер мы играли для аудитории, состоявшей из четырех человек – и один из них был приятель Джима, Фил Олено.
Злой и разочарованный, я сбегал к «Wiskey a Go-Go» в перерыв между сетами, сунул голову за двери, глянул, как «Love» играют «My Little Red Book» и «Hey, Joe» и пожалел, что не играю в этой команде. Я был уверен, что могу сыграть покруче, чем их новый драммер. «London Fog» вгонял меня в депрессию, перспективы «Doors» были унылыми и меня посетила мысль, что надо что-то менять.
На обратном пути в «Fog» я столкнулся с Филом, он выскочил искать меня.
- БАРАБАНЫ, Джон…БАРАБАНЫ! – он чуть не плакал.
- Да все в порядке, Фил. Видишь, бегу играть.
К счастью, новая песня Робби, «Love Me Two Times», была вдохновляющей, так что следующий сет в «Fog» прошел для меня не так болезненно.
Спустя несколько дней я решил взять ход событий в свои руки. И отправился на «Коламбию», в офис Билли Джеймса, узнать, что происходит. Билли убедил компанию подписать с нами контракт – без денег, но с шансом на запись – что сподвигло Рея выбросить букву «си» из своей фамилии (Рей сказал, что «Manzarek» и без «c» достаточно сложно выговорить). Но по истечению месяцев «Коламбия» не сделала для нас ничего, даже студийного времени не заказала. Было очень похоже, что нас кидают. Билли было нечего мне сказать. Я знал, что мы ему нравимся, но он не мог заставить восхищаться нами всю свою большую компанию. Он извинился и сказал, что ему нужно выйти на пару минут. Со скуки я принялся осматривать его кабинет. Испытывая легкий страх, я встал и порылся в бумагах на столе. И наткнулся на листок с названиями групп, среди которых было и «The Doors»! Мы были одной из семнадцати команд в списке под заголовком «Отказать». Имелся и другой список, из двенадцати названий, под шапкой «Утвердить». У меня упало сердце. «Коламбия» решила от нас отказаться. Я сел обратно в кресло, пытаясь унять стук в груди, и в этот момент вернулся Билли.
Я сказал, что мне пора идти.
Вечером в клубе я рассказал ребятам обо всем, что видел.
- «Коламбия» - это то же самое, что «Дженерал Моторс». А «Кэпитол Рекордз» - типа «Крайслера». Это огромные корпорации, которые сами не знают, что им нравится, кроме прибыли. Они подписывают группы пачками, потом пачками списывают… Им без разницы».
Мои сотоварищи были огорошены, но сдаваться мы не собирались. Первое отделение прошло без настроения, но потом мы привели себя в порядок, говоря друг другу, что люди просто пока еще нас не поняли.
Это были наши последние вечера в «Fog». Хозяина напрягло платить нам лишние двадцать долларов, которые он посчитал прямым убытком. Ой-ой-ой. После четырех месяцев выступлений перед крошечными аудиториями нас в конце концов уволили. Джоуи, невысокий, но крутой и очень опытный вышибала заведения, неожиданно сорвался и разрядил долго сдерживаемую агрессию, нокаутировав кого-то из пьяниц. Возникла драка. Нас сделали крайними, объявив зачинщиками – и выгнали, не расплатившись за целую неделю. Это был первый случай общественных беспорядков на нашем концерте, и в тот раз мы уж точно были в них неповинны!
Как ни странно, счастье улыбнулась нам именно в этот момент. Оно явилось в облике экстремально-сексуальной блондинки и разговаривало нежным голосом маленькой феи из сказок. Ее звали Ронни Харран, она заведовала концертной программой в «Whiskey» и пришла поглядеть на нас в тот самый разнесчастный вечер, когда нас выгоняли из «Fog». У нее было чутье на талант – и глаз на любовника. Она сочла, что аккомпанирующий состав вполне адекватен, а лидер-вокалист – готовая рок-звезда. Сырой талант. Адонис с микрофоном. Она должен принадлежать ей. На следующий день Ронни убедила хозяев «Whiskey» нанять нас в качестве «домашней группы» - без предварительного прослушивания.
А еще несколько дней спустя Джим уже ночевал у нее дома.

[attachment=11:36zbzyy3]doors_4_index.jpg[/attachment:36zbzyy3]
[attachment=14:36zbzyy3]groupie.gif.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Ронни обеспечила нам наш первый, самый важный прорыв. За полгода до нашего появления «Whiskey» был чисто танцевальным заведением с гоу-гоу девочками в клетках и поп-исполнителями типа Джонни Риверса. Но к тому моменту они переориентировались и начали устраивать рок-концерты. Элмер Валентайн, совладелец клуба, всегда был в курсе новых тенденций, и тогда, и в последующие годы. (К началу 70-х клуб было зачах и прикрылся, но в середине 70-х Элмер снова открыл его – и с большим успехом – уловив новый всплеск творческой активности с появлением панков и «новой волны»).
С мая по июль 1966 мы работали на разогреве у таких групп как «Rascals», «Paul Butterfield Band», «Turtles», «Seeds», «Frank Zappa and The Mothers Of Invention» «Them», «Animals», «Beau Brummers», «Buffalo Springfield» и «Capitan Beefheart». Мы начинали выступления в девять вечера, когда клуб был полу-пустой, но это был важный шаг в нашей карьере. Мы заполняли первые пятнадцать минут, играя «Latin BS #2». Мы зависали на одном аккорде в ритме сальсы и импровизировали, причем Джим тоже участвовал, подыгрывая на маракасе. Пьеса была чисто инструментальная, мы разыгрывались – и сыгрывлись как ансамбль. Играть в «Whiskey» было престижно – и нам, наконец, начали платить как профессионалам – группа зарабатывала $495,50 в неделю.
Прошло немного времени, и пополз слушок: «Doors» - самый горячий хаус-бенд на Стрипе. «Арто-рок», как прозвал нас Билл Кирби из университетской «Daily Bruin». Кирби назвал Джима «мрачным, страждущим и голодным ангелом из ада», а его пение «вопящими взлетами поэзии и музыки».
По иронии, нам больше всего понравилась ругательное ревю Пита Джонсона из «Los Angeles Times»: «The Doors» - это квартет голодного вида, с интересным и оригинальным саундом, но с самым худшим сценическим исполнением из всех рок-н-ролльных групп в городе. Их лидер-вокалист эмоционирует с закрытыми глазами, электро-пианист зависает в трансе, согнувшись над своим инструментом, словно вычитывая таинства с клавиш, гитарист бесцельно слоняется по сцене и барабанщик кажется потерявшемся в своем отдельном мирке».
Вечером в гримерке, перед началом выступления, я похвастался нашим первом ревю в «Times».
- Он пытался нас опустить, - говорил я Рею, размахивая газетой. – Но я думаю, то, как он описал нас на сцене – это как раз то, что надо! Если бы я прочитал такое, чувак, мне бы точно захотелось увидеть эту группу. Рей, ты только глянь, ты «вычитываешь таинства с клавиш»! Прикинь? А я – «потерялся в отдельном мирке»? Чувак, этот парень РЕАЛЬНО зрит в корень.
Рей улыбнулся своей замечательной широкой улыбкой, а Робби сказал, что пора на сцену. Джим прикрыл глаза, готовясь к своему сценическому эмоционированию, и мы взяли его под руки и повели вниз по ступенькам, как слепого. Мы так хохотали, что еле смогли отыграть первую песню. У меня пол-отделения кололо в боку от смеха.
(Годы спустя я случайно столкнулся с Джонсоном на «Warner Bros. Records», где он возглавлял отдел артистов и репертуара, и первое, что вылетело у него изо рта, было: «Я дико извиняюсь за то ревю». «Не за что извиняться, Пит, - заверил я его. – Нас вдохновило то, как ты нас описал!»)

***

В июне мы с энтузиазмом ожидали выступления в нашем клубе группы «Them» во главе с их лидером, певцом и автором песен Ван Моррисоном. Он сочинил несколько прекрасных песен, например, «Gloria» и «Mystic Eyes», которые уже успели войти в репертуар чуть не каждой клубной группы.

[youtube:36zbzyy3]http://www.youtube.com/watch?v=41vyMOb_tJU[/youtube:36zbzyy3]
В вечер их первого выступления «Whiskey» был забит публикой, галдевшей в радостном предвкушении. VIP-ложи в конце зала были полны. Мы открывали концерт и начали – волнуясь – с «Break On Through». Я загнал ритм, и песня прозвучала, как скороговорка.
- Ты загоняешься, Джон! – прокричал мне Робби, когда Рей играл свое соло. Он начал «Love Me Two Times», кивая головой в нужном темпе, для гарантии, чтобы я опять не ускорился.

Люби меня дважды, я ухожу
боп-боп-боп-боп-боп-боп-боп
Люби меня дважды, ведь я ухожу
БОП-БОП-БОП-БОП! СКРИИИИИИЧ


У Робби «завелась» гитара, и это испортило всю концовку песни. Shit. Мы перенервничали.
В перерыв все искали, куда бы приткнуться. Марио, вышибала, узнал меня и пустил постоять на лестнице, ведущей на балкон, стоять на которой не разрешалось.
«Them» все разом выскочили на сцену. Они врубили несколько песен подряд, нонстопом. Ван был пьян, очень взволнован и напряжен и ожесточенно колотил о сцену стойкой от микрофона. Каждый раз, когда он, широко раскрыв рот и вывалив язык, издавал очередной яростный вопль, нечто ирландское во мне заставляло меня покрываться гусиной кожей. Древний страх.
Я не понял, зачем парню с таким талантом надо так напиваться перед выходом на сцену, и отчего ему так не по себе, когда он на ней. По крайней мере, они ни на кого не похожи, подумал я. Причем, дело было не в их исполнении, скорей, в их пьяной и скандальной иноземной харизме. Джим считал их великими.
В два ночи, после концерта, я сидел рядом с Ваном на заднем сидении в «Chevi Nova» Ронни Харран. Мы ехали к ней домой на небольшую вечеринку. Все пили и болтали – кроме Вана. Когда мы добрались, он уселся на диван, мрачно глядя по сторонам, и долго не произносил ни слова. Затем, внезапно, он взялся за гитару Ронни и начал петь песни о реинкарнации, о перевоплощении в «иное время, в ином месте и с иным лицом».

Если я решусь стать в выхлопную струю
За твоей реактивной мечтой
Где ломается, трескаясь, сталь
И останусь в кювете, на проселке глухом
Найдешь ли ты меня, поцелуешь ли в глаза
И укроешь легко в тишине
Чтобы смог я родиться опять
(в другом мире, в другое время, в доме на холме,
всего лишь странник в этом мире, в иное
время, в краю ином, с иным лицом)


Это была чистая поэзия, слитая с рок-н-роллом. Я пожалел, что с нами нет Джима. В комнате воцарилась тишина, все смотрели на Вана. Он пел о том как мы будем «гулять в саду, промокшем от дождя», и я почувствовал, что у меня увлажнились глаза. Похоже, в этот вечер Ван был не в силах общаться на уровне светской болтовни, и потому решил высказать, что хотел, в своих песнях. Мы были зачарованы. Казалось неуместным осыпать его комплиментами, его музыка задевала слишком глубокие чувства. Поэтому, когда он допел, в комнате минуту-две стояла тишина. Священная тишина. Потом все снова заговорили, и вечеринка пошла своим чередом. Это был особый вечер, и мне повезло, что я на нем побывал. (Песни, которые Ван пел в ту ночь, «Slim Slow Slider» и «Madame George», позднее вошли в один из моих самых любимых альбомов, «Astral Weeks»).

[attachment=9:36zbzyy3]VAN2-01.JPG[/attachment:36zbzyy3]
Мы успели достаточно близко познакомиться с «парнями из Белфаста» за то время, что они работали в «Whiskey», и они разрешили нам включить их песню «Gloria» в наш репертуар. В последний вечер, перед тем, как «Them» отправились домой, на свой Old Sod, мы сыграли «Gloria» все вместе. Два клавишника, две гитары, два барабанщика, Алан – славный, хоть и вечно «под шофе» басист – и два Моррисона. Песня длилась минут двадцать. Вот был вечерок!

[attachment=10:36zbzyy3]them6_18_66.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Несколько месяцев спустя я прогуливался по бульвару Санта Моника в Западном Голливуде – и встретился взглядом с Ваном, проезжавшим мимо в машине. Он тоже узнал меня и попросил водителя остановиться. Он сообщил, что приехал по делам и спросил, как дела у Джима. Я знал, что Джим обожает Вана и переживает за него. Было очень трогательно, что два рок-н-рольщика с одинаковыми фамилиями так душевно относятся друг к другу.
За несколько месяцев работы в «Whiskey» мы подружились и с другими группами. Дон Ван Влит, он же «Capitan Beefheart», был эксцентричным, но очень приятным в общении человеком. У него было уникальное чувство юмора. Какой монолог по поводу своей зубной щетки он выдал однажды в гримерке, перед выступлением! Большой чудак. Он мог толкнуть речь о чем угодно – и все слушали, развесив уши. А уж на сцене его хаулин-вулфовский голос повергал нас в священный трепет. Его построенная на блюзах музыка доставала меня до потрохов, чего я не могу сказать о всяких фолк-роковских группах типа «Birds». Тексты «Birds» мне нравились, но их аранжировки представлялись мне в виде тел, у которых нет ничего ниже пояса. No balls. В их песне «Eight Miles High» есть отличная мелодия и гипнотический звук двенадцатиструнной гитары, но ритм, как по мне, все портит. С другой стороны, «Buffalo Springfield», с их набором поэтов-певцов (Стиви Стиллз, Нил Янг, Ричи Фюрей), просто разрывало от избытка талантов.

[attachment=8:36zbzyy3]captainbeefheart.jpg[/attachment:36zbzyy3]
[attachment=7:36zbzyy3]Buffalo Springfield.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Мы начали обрастать поклонниками.
Группиз включительно.
Честно признаюсь, я расстроился с непривычки, когда некая особо приметная блондинка с подружками подошли вплотную к сцене в «Whiskey», глядя на Джима, и не обращая никакого внимания на меня. Они стояли так близко, что могли его потрогать. Они были, как под гипнозом. Джим теперь ходил в тесных вельветовых джинсах, и без исподнего. Блондинка без всякого стеснения уставилась прямо на его развилку, переглядываясь и возбужденно хихикая со своими приятельницами. У двадцати-двух летнего молодого человека вроде меня, с вечным столбняком, ее бесстыдство вызывало танталовы муки на грани физической боли.
Гардеробом Джима теперь заведовала Ронни Харран, и именно она посоветовала Джиму обходиться без трусов, как она обходилась без лифчика. Я не мог оторвать взгляд от очертаний ее сосков под блузкой, точно так же, как группиз не могли наглядеться на очертания промежности у Джима. Я решил отрастить длинные бакенбарды, в надежде хоть как то конкурировать.
Могу сказать, что кроме штанов Джима, у нас имелись и другие средства, чтобы гипнотизировать публику. Наши песни. «Back Door Man» была глубоко сексуальной и поднимала всех на ноги. «Break On Through» было в кайф играть – аранжировочка легла, как влитая, плюс я мог продемонстрировать свою джазовую технику.
Мы казались публике еще более странней, чем обычно, каждый раз, когда начинали играть «Alabama Song», тему которой мы позаимствовали у Вайля с Брехтом. Мне нравилась такая реакция. Когда Рей первый раз дал нам послушать эту вещицу в оригинальном исполнении, на диске с записью «Махагонни-оперы», мне она показалась малость чудной. Но когда мы взялись ее аранжировать, до меня дошло, какая это была замечательная идея. Я готов спорить, ни один человек в клубе не догадывался, что эту песню сочинили не мы, и уж тем более, что мы взяли ее из оперы, написанной в Германии в двадцатых годах.
Пол Ротшильд, ставший позднее нашим студийным продюсером, вспоминает, что Рей восхищался Брехтом и Вайлем, «по очевидным причинам. Я имею в виду, что они говорили в двадцатых то, что Джим пытался втолковать в шестидесятых… каждый по-своему они старались показать реальность своему поколению. Включение в репертуар «Alabama Song» для «Doors» было их данью памяти другим отважным людям из другой отважной эпохи, притом, что текст песни звучит поразительно современно».
В те дни в «Whiskey» хаживала странная хипповая компания, своего рода секта. Администрация пускала их бесплатно, потому что они добавляли веселья в обстановку. Их лидера звали Вито, это был сорокалетний бородатый скульптор, и с ним его эффектная, и весьма кокетливая жена, Сью. Карл, его закадычный дружок, тоже слегка староватый, как для сцены, носил красно-зеленое трико в облипку и бархатный плащ с капюшоном. Hollywood Cheap, несостоявшийся актер. Кажется, никто понятия не имел, чем занимается Карл в дневное время. Они появлялись, как вампиры, живущие только в ночи.
Еще одной достопримечательностью этой тусовки была дочь Эррола Флинна, Рори Флинн, высокая, стройная и очень красивая. Он всегда приходила в белых, полупрозрачных одеяниях, как в неглиже. Я подозревал, что межу ней и Робби что то есть, но в ответ на мои вопросы Робби только похабно ухмылялся. В «секте» Вито было человек двадцать. Когда мы играли, они выходили под сцену и исполняли театрализованный импровизированный танец-пантомиму, для каждой песни – свой.
Они ходили только на те группы, которые считали лучшими – «Love», «Birds» и еще пара-тройка других. Когда они начали приходить на наши выступления, это было воспринято как хороший знак. Было здорово иметь таких танцоров, которые были «внутри» музыки, плюс – они шокировали всяких цивилов в костюмчиках-с-галстучками. Все вместе воспринималось как некое сугубо наше, особое действо. Их пляски вдохновляли меня и порой помогали находить новые ритмические ходы. Когда мы играли наши самые сложные вещи, например, «The End», они просто останавливались и смотрели на Джима. Они, похоже, не замечали, что я подыгрывал их реакциям, но именно в те вечера я развил свою технику «подкачки» дикого пения Джима чем-то вроде шаманских ритмов. Я весьма гордился своим новоприобретенным могуществом, и с нетерпением ждал встречи с новыми восприимчивыми аудиториями, которые явятся, чтобы оттянуться и протащиться под нашу вопиюще-примитивную музыку.

Давай сотворим это, бейби, пока мы в расцвете
Соберемся все вместе еще один раз


[attachment=3:36zbzyy3]bizarro6.jpg[/attachment:36zbzyy3]
[attachment=2:36zbzyy3]Vito.jpg[/attachment:36zbzyy3]
[attachment=1:36zbzyy3]flynn-rory.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Из вечера в вечер толпа становились все больше, и народ приходил все более обкуренный, а у нас по-прежнему не было контракта с фирмой грамзаписи. «Коламбия» официально отказалась сотрудничать с нами, и Биллли Джеймс сказал, что, к сожалению, ничем не может нам помочь. Очень мило, как для менеджера. Несколько компаний присылало своих представителей поглядеть на наши выступления, но дальше этого дело не продвинулось. Ронни Харран предложила нам подписать с ней менеджерский контракт, как это сделали «Love», но даже Джим считал, что она слишком региональный деятель, чтобы суметь продвинуть группу на общенациональном уровне.
Чарли Грин и Брайан Стоун, бывшие менеджеры Сонни и Шер, тоже хотели подписать с нами контракт, но они забирали себе 75% процентов всех доходов «Buffalo Springfield», включая авторские и издательские. Мы считали, что для издателя брать больше 50% - аморально, что это старый подход - выпивать из музыкантов всю кровь. Нил Янг стал моим соседом год спустя, когда он ушел из «Springfield», и он рассказал мне, что на покупку дома в Топанга Каньон у него ушло сорок штук – все, что он заработал в группе. Он должен был заработать больше.
«Френк Заппа хотел продюсировать нас, - вспоминает Робби. – Терри Мелчер («Birds») тоже хотел продюсировать нас, но нам не нужен был продюсер. Нам был нужен лейбл».
Наконец, некий реальный интерес к нам проявила фирма «Elektra Records», благодаря Артуру Ли из «Love», который посоветовал им присмотреться к нам повнимательней. Хозяином фирмы был Жак Хольцман, долговязый, тощий очкарик. Он несколько раз приезжал на наши концерты и говорил с нами на тему контракта. Жак был самоуверен и вел себя вполне профессионально. Он начал свою карьеру, разъезжая на мотоцикле, с портативным магнитофоном «Nagra» и записывая этнические фолк-группы типа Дейва Ван Ронка, Джоффа Малдура и «Кёрнер, Рей и Гловер». Мы зауважали его за это.
На момент начала наших переговоров «Электра» еще была маленькой компанией, по сравнению с большими дистрибьютерами типа «Кэпитол» или «Коламбии». «Электра» занималась изданием дисков фолк-исполнителей, например, Джуди Коллинз, а в последнее занялись и рок-группами, «Paul Butterfield» и «Love». Можно было рассчитывать на их хороший музыкальный вкус, как фолк-лейбла, и при том они были достаточно маленькими, чтобы мы не затерялись в общей колоде. В этом был определенный плюс. Единственное, что нас беспокоило – хватит ли их возможностей, чтобы раскрутить группу в масштабах страны.
Мы помедлили с ответом, продолжая работать как хаус-бенд в «Whiskey», но более заманчивых предложений не поступило. В итоге мы согласились подписать договор с «Электра»: на один год и на один альбом, с оговоренной возможностью продления еще на два года - и пять тысяч долларов авансом.
Наконец-то мы могли прикупить кое-что из приличного оборудования!
«Elektra Records» взяла нам билеты на самолет до Нью-Йорка, на церемонию официального оформления нашего контракта, и заодно они договорились о нашем выступлении с одним из тамошних клубов.

***

…Джим, ты помнишь, как мы нервничали перед нашим первым визитом в Готэм-Сити? В самолете Рей напевал старый блюз Джимми Рида: «Go’n to New Yark, get on a New Yark quiz-show» (Еду в Нью-Йорк, попал на нью-йоркскую теле-викторину). Хенри Гудзон Отель, ясное дело, оказался еще той дырой. Клоповник на углу 57-й и 8-й. Тебе ведь так нравился Макс Финк, наш новый адвокат, который посоветовал нам эту гостиницу? Твой земляк, с Юга. Он знал хозяина отеля, так что мы наивно полагали, что по знакомству будем жить на шару, или по крайней мере, с большой скидкой. Мы стали поумнее, когда вернулись в Эл.Эй., верно? После того, как нам показали номера, мы с Реем и Дороти отправились на нашу первую прогулку по Нью-Йорку. Робби пошел спать, а где, интересно, был ты? Мы чувствовали энергию города, она перла на нас со всех сторон прямо через стены отеля, и мы не могли усидеть дома. Признаюсь, мне было страшновато. Я тогда понял, о чем пели "Beach Boys" в своей песенке: “Нью-Йорк – одинокий город, когда ты единственный сёрфер на всю округу». Закрадывалась мысль, что тут, пожалуй, сложняк выжить, если дела твои плохи. Мы ведь научились любить Нью-Йорк, да? И они полюбили нас. Наша лучшая публика была на Манхеттене. Рей, Дороти и я, мы шли на Таймс Сквер той ночью, и из кафе-грилей в полу-подвальчиках вылетали клубы пара и доносился шум голосов. Скажи, ну куда ты делся? Ты пропустил такой джаз! Мы направлялись в Метрополь, где в пятидесятых играли Чарли Паркер с Майлзом Девисом. Когда мы подходили к клубу, то увидели толпу перед входом, а затем – афишу, на которой было написано: «Диззи Гиллеспи»! Мы заглянули в окно, затененное голубым, и там, прямо перед стеклом, танцевала гоу-гоу гёрл в бикини. А дальше, в глубине зала, мы разглядели самого Диззи, раздувающего щеки, как гротескная лягушка, чтобы затем выдохнуть и заиграть со всей мощью на своей странной трубе…

[attachment=4:36zbzyy3]Dizzy_Gillespie1.jpg[/attachment:36zbzyy3]
На церемонии подписания контракта наш новый продюсер с «Электра Рекордз», Пол Ротшильд, пригласил нас на ужин. Так что на следующий вечер Пол перевез нас на ту сторону Гудзона, в Нью Джерси, к себе домой. Там Джим, в своем репертуаре, напился в стельку и после ужина стал приставать к жене Пола, что-то тихо и сексуально шепча ей на ушко и нежно пробегая рукой по ее волосам. Пол постарался обратить все в шутку, как будто ему было все равно, но все в комнате почувствовали себя жутко неловко. Неделю спустя Пол сказал, что все было окей, потому что у него с женой «открытый брак».
События той ночью развивались чем дальше, тем хуже, когда Ротшильд повез нас обратно в отель. Джим начал хватать его за волосы, мешая вести машину. Пол попытался его оттолкнуть, и машину сильно занесло.
- Кончай, Джим! – заорал, наконец, Пол. Но Джим только рассмеялся, словно это была дружеская шутка. Он реально ставил под угрозу нашу безопасность, и я обозлился и перепугался. Наш лидер-вокалист очередной раз демонстрировал свою нестабильность, вынося свой сценический образ слишком далеко за пределы сцены. Может, он прикалывался? Или мы только что подписали договор о записи диска, имея психопата в составе группы?
Прежде, чем я успел оценить всю философскую сторону ситуации, Джим переключился на Рея. Он дернул его за волосы с такой силой, что вполне мог вырвать клок с корнями, но Рей только шутливо журил его, пока мы подъезжали к отелю.
Мы закинули руки Джима себе на плечи и завели его в лифт, а затем протащили по коридору до номера. Как только мы его отпустили, он немедленно содрал с себя всю одежду и голый вылез через окно на карниз. На высоте десяти этажей над Манхеттеном он принялся душераздирающе завывать, словно привидение-банши.
Мы с Робби и Реем увещевали, угрожали, стебали – короче, делали все, лишь бы заставить его слезть с окна. Что он, наконец, и сделал – и тут же облапил Робби и повалил на кровать, бороться. Мы с Реем растащили их, после чего все втроем немедленно ретировались в коридор и прикрыли за собой дверь. Мы постояли в коридоре, чтобы удостовериться, что он угомонился. Было подозрительно тихо, на основании чего Рей заключил, что дело нечисто, и надо зайти, проверить. Он скользнул в комнату, мы остались снаружи, прислушиваясь. Было слышно, как Джим по телефону уговаривает дежурную подняться к нему в номер. Рей попросил его повесить трубку, затем что-то упало и разбилось, затем раздался звук льющейся воды.
- О, нет, Джим, пожалуйста, не надо, Джим, нет!..
Когда мы, наконец, отправились по номерам, Рей рассказал, что Джим упал на лампу, затем встал и обмотался шнуром с обломками. Затем он стал мочиться на ковер.
- И что же нам делать? – спросил я.
- Ну, по крайней мере теперь Ротшильд знает, с кем связался, - сказал Робби.

***

На следующий день, когда мы добирались в клуб на наш концерт, мое настроение улучшилось. Я начал осваиваться в Большом Яблоке, и это придавало мне уверенности. Я сошел с тротуара на 57-й стрит, и решительно поднял руку, подзывая таксиста. Кеб остановился, в отличие от первых дней, когда такси проезжали мимо, не обращая на меня внимания. Разумеется, таксисты терпеть не могли «патлатых». Во мне уже появилось характерное нью-йоркское «don’t fuck with me», без которого в этом городе нельзя, и это срабатывало. На Верхнем Ист Сайд было людно, как всегда. Мы круто повернули на 59-ю и остановились под мостом.

[attachment=6:36zbzyy3]The+Doors+1966.jpg[/attachment:36zbzyy3]
[attachment=5:36zbzyy3]ondinenyc300.jpg[/attachment:36zbzyy3]
Клуб «Ondine» был приятным местечком. Таковым его делали не узкие, как клозеты, гримерки, где можно было сесть на стул у одной стены и упереться ногами в противоположную. И не крошечная сцена. И уж точно не простецкий дизайн в морском стиле. Все дело было в людях, которые сюда ходили. Брэд Пирс, менеджер, сумел привлечь сюда самую стильную тусовку на Манхеттене. Уоррен Битти. Энди Уорхол. Энди явился на наш концерт со всей своей свитой, и они заняли большую круглую ложу прямо напротив сцены. Он решил выяснить, сможет ли Джим стать его одной из его «суперзвезд». (Его слова). Люди из окружения Энди смотрели на нас с благоговейным трепетом, точь-в-точь, как публика в нашем «Whiskey». Мы начали гипнотизировать Восточное побережье. Когда мы отыграли, Джим направился в ложу к Уорхолу. Я было подумал, не подсесть ли и мне к ним за стол, но Энди выглядел, как ходячий труп, так что я воздержался. Слава Богу, Джим не стал завязываться с Энди и его кино-андеграундом, Эди Седжвик и прочими, иначе, может статься, его жизнь оборвалась бы еще раньше.
Два вечера спустя, после нашего завершающего сета в «Ondine», мы с компанией прямо из клуба пошли на пати отмечать Хеловин. Вечером, в канун Дня Всех Святых, каждый уважающий себя житель Нью-Йорка отрывается по полной. Деток в костюмчиках скелетов, пристающих к прохожим с традиционным «trick-o-treating» (покажи фокус или угости) не так уж много, зато весь город в карнавальных костюмах. (Когда мы с Пегги – девушкой-гардеробщицей из клуба – заскочили в кафе по пути на вечеринку, официантка была одета в костюм монахини). Одолев пару ступенек, ведущих в квартиру на первом этаже, где была вечеринка, мы оказались в огромной черной комнате, полной персонажей, разодетых кто во что горазд. Один парень стоял на постаменте в углу, застыв в причудливой позе, как статуя. Ильдико, девушка из клуба, утверждавшая, что она родом из Трансильвании, подошла ко мне сказала, что «статуя» стоит неподвижно уже несколько часов. Очаровательная темнокожая девушка по имени Дэвон шепнула мне на ухо, что ей нужно кое о чем со мной поговорить. Я оглянулся вокруг, не стоит ли кто за спиной, затем снова обернулся к Дэвон, одетой в костюм кролика из «Плейбоя» и ткнул пальцем себе в грудь.
- Со мной?
Она хихикнула.
- Хочешь, пойдем к тебе в номер, вместе с моей подружкой? – сказала она, указав еще на одну темнокожую красотку. Мне не доводилось проводить время сразу с двумя черными девушками, как, впрочем, и с одной, и у меня возникло опасение, смогу ли я удовлетворить обеих. Я предложил ей распрощаться с подружкой и встретиться через час в гостинице.
Он согласилась и, что вам сказать, ребята, я разволновался. Она уловила мои внутренние колебания и спросила, в каком номере обитает Джим. Через час мне стало ясно, что она не вернется. Моя самоуверенность съежилась до подростковых размеров, когда до меня дошло, что меня использовали.

***

Рей, Дороти и я решили возвращаться в Эл.Эй. на машине, через всю страну, поглядеть на нее, пока не исчезла и не изменилась. С той поры, как «Стоунз» стали нашими героями, я мечтал воспользоваться советом, данным на их кавере известной песенки и «прошвырнуться по «Route 66».

[attachment=0:36zbzyy3]66.jpg[/attachment:36zbzyy3]

Если хочешь на моторе гнать на Вест
Едь моим путем, это хайвей, это бест
Прошвырнись… по «Трассе 66»


К тому же мы были не прочь сэкономить деньжат.
Рей подкатил к дверям «Henry Hudson» на «Шевроле» 60-го года, который нужно было перегнать в Лос-Анджелес. За аренду денег не брали, только на бензин.
- Ничего тачка. Белая, хороший цвет… похожа на лоу-райдер, - пошутил я. – Багажник большой, сойдет.
Мы забросили вещи в багажник, и Рей вызвался первым сесть за руль. Переехав через Гудзон в Нью Джерси, мы направились на Запад.

Трасса вьется… от Чикаго… до Эл.Эй
Из конца в конец 2000 миль по ней
Прошвырнись… по «Route 66»


Пенсильвания была вся в зелени, множество рек, красота. Мы без конца болтали о перспективах группы.
- Редактор «Crowdaddy», Пол Вильямс, хорошо пишет, - сообщил Рей. – Он реально врубается в то, что мы делаем.
- А мне понравился Ричард Гольдштейн, из «Village Voice», - сказал я. – Остроумный дядька. Я тащусь, как он простебал «The End»: «Дорс противные, и их шкура зеленая». Прикольно.
- Похоже, в Нью-Йорке мы всем понравились, - тихо добавила Дороти.
- Да. Причем одновременно и критикам, и интеллектуалам, и хиповым малолеткам, - подытожил Рей.
Я призадумался, как высоко мы сможем взлететь. Рею хотелось, чтоб до самого неба. Он представлял себе Джима в Белом Доме. А себя видел государственным секретарем. Все эти фантазии меня забавляли, и одновременно чуть настораживали. А вдруг что и сбудется. Я подумал, что Джим слишком сумасшедший, даже для той популярности, которую он имеет сейчас! Мысль о том, что в его руках может оказаться побольше власти, меня пугала.
- Похоже, ребята, мы заехали в Рождество прямо посреди лета! – воскликнул я. Дороти сидела за рулем, мы ехали через горы и попали в настоящую снежную метель - завораживающее зрелище, как для нас, калифорнийцев.
- Дорогу не видно. Может, нам лучше остановиться? – спросила Дороти. Видимость становилась все хуже и хуже. Чувствовалось, что машину слегка заносит.
- Давай еще немного проедем – возразил Рей.
- Тихо-то как, - сказал я.
Внезапно задний мост повело юзом, и «Шеви» мигом занесло на встречную полосу. Дороти быстро выровняла руль и вернулась на правую сторону. Рей с наигранной веселостью пробасил, стараясь погасить возникшую панику:
- Я вот подумал, действительно, почему бы нам не остановиться в ближайшем мотеле!
- Сначала давайте вернемся на пару сотен ярдов назад и подберем мое очко, - нервно отшутился я. Мы подкатили к мотелю и решили, что здесь и заночуем. Я позвонил маме, мимолетно удивляясь, что на том конце провода – теплая, солнечная Калифорния, а сам я - где-то посреди безмолвного, белого мира.

Забалдеешь… от гор и долин
До Калифорнии… трип будет длинный
Прошвырнись... по «Трассе 66»


В Оклахоме мы приметили симпатичный ресторанчик: серебристый поезд, настоящие вагончики на колесах. Наши желудки уже вели свои собственные беседы, так что мы решили перекусить. Место казалось просто замечательным.
Большая ошибка. Мы напоролись. В те времена, на просторах от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, длинноволосых водилось немного. Присутствие девушки-японки только усугубляло картину. Два белых хипана с узкоглазой. Плохая комбинация для Среднего Запада. Вдоль стойки сидела целая грядка мужчин с красной краской на загривках. Здоровенные мужики в шоферских бейсболках. Они все обернулись в нашу сторону, действуя нам на пищеварение. Один привстал и громко спросил у барменши: «Эй, зая, у тебя там ножниц не найдется?» Наверное, они решили, что мы с Реем гомосексуалисты. Меня взбесило. И я испугался. Я ненавидел всех, кому за тридцать. В этот момент я дал себе слово, что в пятьдесят я по-прежнему буду ходить с длинным хайром – до пят.
Инцидент за обедом так подействовал на нас, что следующие два дня мы гнали почти без остановок, пока не доехали до самого Западного побережья. Рей и Дороти оказались замечательными попутчиками.

Пошвырнись… по «Route 66»




***
Anton вне форума   Поделиться в Facebook Ответить с цитированием
Старый 02.07.2009, 12:59   Post #2
Anton
Administrator
 
Аватар для Anton
 
Регистрация: 06.10.2008
Адрес: Kyiv
Сообщений: 667
Отправить сообщение для Anton с помощью Skype™

Снаряга: Stockli Snake 2008, Stockli Laser GS 2007, Zag Freeride Gold 2007, Icelantic Keeper 2012
По умолчанию Глава 6 Whiskey Bar, окончание

Глава 6 Whiskey Bar, окончание

***

Вернувшись в Эл.Эй, мы приступили к записи нашего первого альбома. На все про все ушло всего шесть дней – ведь мы почти целый год работали над этими песнями. Перед самым началом работы Пол Ротшильд вышел из тюрьмы, где отсидел 8 месяцев – повязали за марихуану. Выпустили под залог, заплатил Жак Хольцман. Ротшильд продюсировал «Paul Butterfield», что нас очень впечатляло. Причина, по которой он загремел за решетку – тоже.

[attachment=11:2mnje509]Paul Rotshild.jpg[/attachment:2mnje509]
Первые пару дней принесли разочарование, потому что запись – это вовсе не то же самое, что играть живьем. Ротшильд водил нас за ручку, как детей, пока мы знакомились с процессом. Я, например, не знал, что мой «зальный» звук не годится для студии. «Слишком звонко и гулко», - заявил Ротшильд. Пол хотел, чтобы я ослабил кожу на своих барабанах, и это осложнило мне игру, но очень скоро я влюбился в звук моего рабочего, после того как его выстроил Ротшильд. Более «толстый», приглушенный звук барабанов в записи звучал куда лучше, чем раскатистый зальный.
На второй день мы закатали «Break On Through». Робби сказал, что сочинил гитарную мелодическую линию в этой вещи под впечатлением от Баттерфилдовской «Shake Your Money Maker». Джим сделал «рабочий» вокал, который музыканты слышат в наушниках, когда записывают свои партии. Потом, при желании, его можно перезаписать. Наушники меня раздражали, потому что мешали слышать мои собственные барабаны, так что я сдвинул один с правого уха на висок – после чего успокоился и смог играть нормально.
- Можешь сделать еще один дубль, - предложил Ротшильд. – Мы запишем его на отдельный трек, и ты сможешь выбрать лучший из двух.
Джим кивнул и направился обратно в вокальную кабинку.
- Просто покажи большим пальцем вверх или вниз, если хочешь, чтобы фонограмма в «ушах» звучала громче или тише.
Запоров второй дубль, Джим сделал третий, стирая предыдущий, потому что свободных дорожек больше не оставалось. (Мы записывались на четырехдорожечном оборудовании, каменный век по сегодняшним меркам).
- Мне нравится первая половина рабочего дубля и вторая половина последнего.
- Без проблем. Мы с Брюсом (Брюс Ботник, звукоинженер) склеим их на сведении.

[attachment=9:2mnje509]Брюс Ботник.jpg[/attachment:2mnje509]
Процесс звукозаписи оказался увлекательным. Вначале записывалась ритмическая основа (барабаны, бас, и другие инструменты, ведущие ритм), затем накладывался голос и сольные партии. Отрицательная сторона метода заключалась в том, что при таком количестве контроля было легко потерять настроение, душу песни; положительная – каждому из нас давался шанс добиться идеального исполнения и быть довольным собой.
Я всегда мог твердо сказать, какой из дублей лучший, и в какой песне следует добавить инструментовки. Мои годы музыкальных занятий, марширующих бэндов, свадебных оркестров и танцевальных залов наконец окупились.
Мы устроили перерыв на ужин в семь-тридцать и перекусили едой, которую нам принесли прямо в студию из «Dukes», кафешки при мотеле «Sandy Koufax‘s Tropicana». Мы не могли позволить себе проедать в ресторане драгоценные студийные часы, но постоянная диета из пиццы-на-вынос, китайского фаст-фуда и гамбургеров быстро осточертела. Я нагреб себе «Sandy’s favorite», горку из жареных яиц с луком и гарниром. После ужина мы продолжали работать до часа тридцати, пока Ротшильд не объявил, что уже ночь и пора подвязывать.
Назавтра, когда мы собрались в «Sunset Sounds Studio» в два часа дня, Джим нагнал на меня страху. У нас было запланировано записывать «The End», и Джим принял кислоту. Как я могу догадываться, он решил, что это поможет ему войти в сюрреалистическое состояние, но в итоге это дало ему лишь кашу во рту, и он не мог попасть в фонограмму. Я подумал, что нам, возможно, придется выпускать пластинку вообще без этой вещи.
После нескольких часов бесплодных попыток Ротшильд объявил перерыв. Мы спустились в вестибюль, под слепящий свет неоновых ламп и прикупили сэндвичей в автоматах. Джим начал напевать себе под нос: «ТРАХНИ мать, убей отца. Трахни мать, УБЕЙ отца». Он казался душевнобольным. Почувствовав на себе мой взгляд, он коротко и пронзительно глянул мне в глаза и произнес:
- Это моя мантра, чувак. Трахни маму, грохни папу.
В тот момент я подумал, что от этого парня можно ожидать чего угодно. Он может убить кого-нибудь.
В интервью для «Crawdaddy», которое Ротшильд дал после выхода первого альбома, Пол объяснил, что происходило тогда с Джимом: «В какой-то момент, когда мы делали запись, Джим обернулся ко мне, он был в слезах, и закричал на всю студию: «Хоть кто-нибудь здесь меня понимает?» И я ответил: да, я понимаю, и мы, не сходя с места, провели долгую беседу на эту тему, и Джим все повторял, снова и снова: убей отца, трахни мать, и в конце концов поверхностный смысл этих слов испарился, выкипел и мы дошли до сути: убей в себе все те вещи, которые в тебя инсталлированы, которые не есть суть ты, все это чужеродные суждения и концепты, которые не имеют к тебе никакого отношения, пусть они умрут. Психоделическая революция. «Трахни мать» - это очень глубинное, основополагающее, и это означает: обратись к истоку, к сущности, к тому, что реально, что есть, трахни мать – в смысле отыщи самое глубинное, материнское в себе, мать-рождение, реальность, ты можешь прикоснуться к этому, это не сможет тебе солгать. Вот о чем Джим говорил в конце эдиповской части, и это в точности то же самое, о чем говорят классики: убей чужеродные суждения, обратись к реальности, конец чужеродных концептов - это рождение твоей собственной индивидуальности». Я не все уразумел, но Пол продолжал оправдывать Джима до самого вечера, и на следующий день мы таки сделали удачный дубль.

[attachment=8:2mnje509]Jim Morrison (207).jpg[/attachment:2mnje509]
Поскольку Джим становился все более и более непредсказуем, Робби, Рей и я были вынуждены взять на себя больше ответственности, это была реакция на его выходки. Мы беспокоились, как бы вся наша едва оперившаяся карьера не улетела в трубу. Проделки Джима могли быть и остроумными, но они содержали в себе подтекст из вздорной агрессивности - и она вечно проявлялась в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте.
Неделю спустя он вломился на студию после того, как все ушли, и залил все помещение пеной из огнетушителя – инструменты, аппаратуру, все подряд. На следующий день, когда мы все вместе завтракали в китайском ресторанчике на Сансет, он притворился, что ничего не помнит.
- Я такое натворил? Да брось, в самом деле?- Джим улыбался. Он углубился в свою порцию жареного риса с яйцом за $3.95, пряча от меня глаза.

[attachment=10:2mnje509]veniceshoot3.jpg[/attachment:2mnje509]
С утра, когда он был трезвым, я мог смотреть ему в глаза без всяких проблем.
- Короче, не помню, но я тут подумал, а не снять ли нам вместе хату где-нибудь в Лоурел Каньоне?
Меняешь тему, ха, Джим! Я был уверен, что он над нами издевается, но это открытое, славное, мальчишеское выражение лица почти заставило меня поверить, что он невиновен. Или, по крайней мере, действительно ничего не помнит. Позже, в тот же день, Ротшильд подтвердил, что он видел, как Джим перелезал через забор студии, когда сам он возвращался домой с позднего ужина. Может быть, Джиму показалось, что дубль «Light My Fire», который мы выдали тем вечером, вышел настолько горячим, что он решил выломать замок на студии и ликвидировать возгорание? Он определенно был в каком-то другом состоянии сознания.
Моя жизнь менялась. Мы с Робби нашли деревянный домик на сдачу на Лукаут Маунтин Драйв в Лоурел Каньоне. Для третьего человека – Джима – места в нем не хватало, да я и не мог себе представить, как я смогу обитать с ним в одном помещении. С Робби мы уживались прекрасно, у нас были сходные взгляды на жизнь. Робби тогда был моим идолом, он казался таким невозмутимым. Ничто не могло вывести его из себя. Я не сомневался, что мы с ним – лучшие друзья, хотя Робби никогда не говорил много слов, так что никто никогда не знал, что у него на уме. Теперь мы поселились в каньоне, где можно было чувствовать себя, как в селе, при том, что мы были в десяти минутах от города. Горы Санта Моника были для Лос-Анджелеса, как легкие. Я переживал, что их начали застраивать.
Теперь, когда я не жил дома, мои родители больше не могли достать меня вопросом: «Когда ты, наконец, подстрижешься, продолжишь учебу и вообще, остепенишься?» Я всегда чувствовал, что это мама подбивает отца задавать мне подобные вопросы, сам он был слишком стеснителен, и ей приходилось быть назойливой. Теперь, когда аренду за мое жилье оплачивала группа, мои родители начали осознавать, что я, возможно, действительно занимаюсь чем-то стоящим. Я был очень признателен им за ту гордость, которую они испытывали в связи с моей растущей карьерой, но ранам, которые они нанесли моему самолюбию, предстояло заживать еще долго.
Я был очень близок с моим младшим братом, Джимом, когда мы росли, но теперь я жил своей жизнью, подолгу бывал в отъезде, и мы виделись нечасто. Я надеялся, что он по-прежнему рисует, мне нравилась его живопись. Они были проникнуты какой-то детской фантазией, совершенно сюрреалистические, в пастельных тонах. Еще он хорошо играл на флейте. Я завидовал его способности сочинять слова и мелодии; я был способен создавать только ритмы.
Мы записали альбом за шесть дней, но сведение всего материала в две финальные дорожки для стерео заняло еще пару недель. Сведение было занудной и утомительной работой, но мне нравилась точность и сосредоточенность, которых она требовала. Все настроение песни можно было изменить, слегка подняв или уменьшив громкость какого-нибудь инструмента на заднем плане. Обложку альбома оформлял Билл Харви, арт-директор «Электра», из серии фото-сессий, на которых мы позировали. Я считал, что обложка смотрится очень красиво и всем хороша, за исключением того, что я на ней слишком маленький, а Джим просто огромный. Джим позже так вспоминал об этих фото-сессиях: «Я, наверное, был не в себе, я думал, что знаю, что делаю. Самое ужасное в фотографии - это то, что когда она сделана, ее уже никуда не денешь. Можете себе представить, когда мне будет восемьдесят лет, какими глазами я буду смотреть на себя, позирующего на этих фотках?»

[attachment=3:2mnje509]первый сингл.jpg[/attachment:2mnje509]
[attachment=5:2mnje509]The Doors.jpg[/attachment:2mnje509]
***

Наконец-то черная полоса моего воздержания закончилась, и я, по ходу, начал встречаться с особами противоположного пола. По большей части – на одну ночь. Нечто более серьезное в моей личной жизни началось в ту неделю, когда мы вернулись в «Whiskey» и впервые выступали там в качестве хедлайнеров. Я познакомился с девушкой по имени Донна Порт. Я обратил на нее внимание на одном из концертов. Она простояла весь сет сбоку от сцены возле дверей, слушая, как мы играем. Ее длинные темные волосы развевались вокруг ее лица, когда она качала головой в такт музыке. Ее глаза встретились с моими, и она улыбнулась.
Я подошел к ней после шоу, и выяснилось, что она ходит в клуб регулярно. Она казалась открытой и дружелюбной. Я заглянул в «Whiskey» в понедельник и во вторник, дни, когда мы не выступали, надеясь снова ее повстречать. Она появилась поздно вечером во вторник, и я купил ей выпивку.
- Я иду на вечеринку. Она будет в одном дурацком мотеле, но там может быть весело.
- Окей, едем, - ответил я.
Она держала меня за руку, когда я вел машину на восток от Сансет в сторону Крисент Хейтс. Теперь у меня был «Morgan», на который я сменил свою «Singer Gazelle». Он смотрелся, как вытянутый «MG». Я сменил окраску с горохово-зеленой на шоколадно-коричневую, с черными крыльями. Внимание – вот чего я искал, и теперь я мог его купить. Джиму для этой же цели вполне хватало черных кожаных штанов, ну, а мне приходилось тратиться посерьезней.
Вечеринка была скромная, но алкоголь лился рекой, с подачи организатора вечеринки, который, похоже, стремился напоить всех – или, по крайней мере, Донну - вусмерть. Через пару часов я сообщил, что хочу уезжать, и Донна сказала, что будет благодарна, если я подкину ее до дома. К моему удивлению, мы целовались взасос у ее дверей. На обратном пути меня посетила мысль, что у нее, должно быть, уже есть бойфренд. Или два.
Отступаться я не собирался. Я не мог отступиться. У этой девушки была яркая индивидуальность и она очень взволновала меня пониже пояса.
Джон Юдник, осветитель из «Whiskey», сказал нам с Робби, что он переезжает к своему другу, Ленни Брюсу, комику, и место, где он жил, освобождается. Это был пластиковый двухэтажный коттеджик, прилепленный к крутому склону в каньоне, вовсе не такой привлекательный, как наш дом на Лукаут. Сдавалась комната на втором этаже. Мы отвезли Джима туда, и аппартатмент ему понравился, несмотря на то, что на первом этаже жил хозяин. Все пристороились, и мы и Джим. Теперь, как я надеялся, нам не придется разыскивать его по всем хипповским флэтам от Голливуда до Венеции. Поскольку телефона у Джима не было, отловить его бывало очень непросто.

[attachment=6:2mnje509]Laurel Canyon.jpg[/attachment:2mnje509]
[attachment=7:2mnje509]Laurel_Canyon-760075.jpg[/attachment:2mnje509]
После еще одного свидания в клубе, Донна, наконец, посетила мою новую обитель в каньоне, и наши отношения перешли на более глубокий уровень. Так же, как и в предыдущем доме, я жил наверху в гостиной, а Робби занимал спальню внизу.
- А где сегодня ночует Робби? – спросила Донна?
- Здесь. Он сейчас внизу, со своей старой подружкой. Удобно, когда в доме два этажа, да?
Донна сделала большие глаза, я продолжил:
- Красивая барышня. Обычно она забегает днем. Она замужем. Надеюсь, ее старикан ни о чем не догадывается. Слушай, Донна, а чего ты со мной так долго тянула?
- Сама не знаю. Знала бы, что будет так хорошо, не тянула бы.
Несколько месяцев мы были неразлучны. Затем, ни с того ни с сего, я вдруг начал терять интерес.
Мы были на пляже, и она знала, что я моя влюбленность угасает, по меланхолии, повисшей в воздухе между нами. Сидя на песке, глядя, как она плещется в воде, на ее белое тело, туго натягивающее бикини, я понимал, что она знает, что все кончено. Что за fuck, почему все не так? Она была умна и сексуальна. Я догадывался, что причина – наша группа. Я знал, что впереди у нас – большая и тяжелая работа, мы раскручиваемся, и я не хотел чувствовать себя привязанным к кому-то. Я ощущал легкое давление с ее стороны по поводу следующего шага в наших отношениях, каким бы он ни был. Но вместо того, чтобы разобраться в своих чувствах и сказать Донне нечто определенное, я просто начал злиться на нее. Мы больше не занимались любовью, мы занимались сексом, по крайней мере, с моей точки зрения. Совершали телодвижения. Вместо того, чтобы поговорить обо всем этом, я просто стал холоден.
Я устал и чувствовал, что разрываюсь пополам. Я совершал выбор между прекрасной, чувствительной девушкой – и нашей музыкой, которая вытащила меня из моего пригородного мещанского окружения. Почему я должен был выбирать? Я не знал. Мы так ни о чем и не поговорили. Так или иначе, выбор был сделан. Роман окончился.

***

…Джим, я вспоминаю сейчас, как лежал голый в ванной, в гостиничном номере в Денвере, фокусируя свое внимание в точке между пупком и пахом, снова и снова повторяя в уме слово «прана» - это была техника релаксации, которой я научился у Леона, нашего рыжеволосого, похожего на голландца пресс-агента.
Знаю, знаю, опять восточная хрень! Ах, Джим, если бы ты смог найти для себя некую позитивную форму поддерживать себя, взамен алкоголя… короче, Леон (ты должен помнить Леона, такой суперэнергичный парень, он уговорил нас нанять его в качестве нашего пресс-агента в Европе, нам предстояло туда отправляться, и он брался подготовить почву) изучал восточное искусство гипноза, и техника релаксации входила в программу.
Нас с Реем показалось забавным, что наставник Леона не давал ему мантры, а взамен предложил произносить слово «прана», что на санскрите означает «дыхание». Моя ирония сменилась уважением, когда я применил эту технику, чтобы освободить свои мозги от навязчивых мыслей, почему у меня ничего не вышло с Донной Порт.
Помнишь, я взял ее с нами в Денвер, в предновогодний уикенд, на тот концерт? Когда организаторы попытались переделать маленькую масонскую ложу в психоделический рок-н-ролльный зал типа «Филлмора», и все раскрасили флуоресцентными красками? Мы с Донной знали, что между нами все кончено, но все еще не могли расстаться, боясь одиночества.
Я так и не познакомился поближе с твоей подругой, Пэм, ты ведь редко брал ее с собой на всякие дорсовские мероприятия. У тебя были проблемы в связи с этим? Она определенно была твоей «единственной», но отчего такой кавардак во взаимоотношениях? Может, из-за того, что ты вырос в кочевой семье военного, и тебе было трудно решиться пустить корни?

[attachment=4:2mnje509]pam.jpg[/attachment:2mnje509]
У всех нас главной привязанностью была наша группа, разве не так? Это было что-то вроде брака, только полигамного. И без секса. Пока ты не взял развод тогда, в Париже… Я бы сказал, что у нас был медовый месяц длиною в год, пока мы репетировали, потом два года в любви и согласии, когда мы шли к успеху, и затем четыре года мы во все большим трудом терпели друг друга… что печально. Казалось, не было никакого иного выхода. По крайней мере, тогда. Легко судить задним числом. Как видишь, лишь теперь я пытаюсь во всем разобраться, с помощью слов…


[attachment=2:2mnje509]untitledd.jpg[/attachment:2mnje509]
[attachment=1:2mnje509]veniceshootpole.jpg[/attachment:2mnje509]
[attachment=0:2mnje509]whishy_index_01.jpg[/attachment:2mnje509]

[youtube:2mnje509]http://www.youtube.com/watch?v=KnHRTmZGS6g[/youtube:2mnje509]

to be continurd:)
Anton вне форума   Поделиться в Facebook Ответить с цитированием
Старый 02.07.2009, 22:21   Post #3
К.У.
Новичок
 
Регистрация: 02.07.2009
Сообщений: 1

По умолчанию Re: Глава 6 Whiskey Bar

От чего у Денсмора сводило потороха (запись 68-го года, но песня эта уже существовала и в 66-м):
Captain Beefheart & Magic Band: "Sure 'Nuff 'N Yes I Do"

К.У. вне форума   Поделиться в Facebook Ответить с цитированием
Ответ
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Сегодня: 28.03.2024. Текущее время: 23:59. Часовой пояс GMT +2.


Flag Counter

Powered by vBulletin® Version 3.8.6 Перевод: zCarot
Copyright © 2006-2024 Anton Ski School. All rights reserved.